|
Смешные рассказы
| |
| Ранетка | Дата: Вторник, 02.10.2012, 09:56 | Сообщение # 61 |
|
Генералиссимус
загрузка наград ...
Группа: Администраторы
Сообщений: 4569
Награды: 3
Статус: Offline
| Каникулы в Софрино. Часть 3.
В общем и целом подмосковный отдых - это либо для лохов, либо для очень богатых людей. Потому что только лохи или очень богатые люди согласятся отдыхать в таких условиях, заплатив за это столько же, сколько заплатили бы за отдых, скажем, в Испании. Ну или Турции, на худой конец.
Но зато в какой Испании получишь на свою задницу такие же приключения, как в прекрасном элитном европейском подмосковье.
Итак, тесно познакомившись с номером и большой кроватью, мы включили телевизор и прилегли отдохнуть. Но не тут-то было. Буквально через полчаса меня снесло с кровати от ужаса - где-то очень близко загромыхал смех.
-Что это было? - испуганно спросила я, выглядывая из-за холодильника "Холод-1953".
-Кто-то смотрит "Ералаш", - философски заметила Лиза.
И оказалась практически права. Как вы уже догадались, смех доносился из соседнего номера, и слышно его было так, будто три лошади здоровые тетки залезли в торшер на стене и оттуда гогочут низкими противными голосами.
Слегка разозлившись, я вылезла из-за холодильника и многозначительно постучала стулом о стену. Ржание стихло. Чтобы через десять минут, в самый неподходящий момент, разразиться вновь.
-Блять, - снова слегка разозлилась я, - я сейчас им холодильником постучу.
-Ты же женщина, - философски заметила Лиза, - должна решать проблемы цивилизованно.
Делать нечего - пришлось вылезать из дырки между кроватями, заматываться в простыню и идти решать проблемы цивилизованно.
Тук-тук - цивилизованно постучала я в соседний номер.
-Заваливай! - заржалось оттуда.
Я почувствовала кожей, как цивилизованность начинает отваливаться от меня маленькими кусочками. Но посмотрев под простыню и обнаружив, что там ничего не изменилось и я всё еще женщина, я цивилизованно толкнула дверь и вошла внутрь.
-О, - обрадовались лошади тетки, - а ты кто?
-Цивилизованная блядь в пальто Соседка по этажу, - ответила я, - зашла попросить вас шуметь потише.
На красных лицах лошадей теток отразилась мучительная работа мысли. Видимо, они пытались понять, какого черта мне надо.
-Смейтесь потише, - цивилизованно уточнила я, и поскорее откланялась.
Стоило мне войти обратно в номер и скинуть простыню, как стены снова сотрясло ржание.
-Не дошло, - резюмировала я.
-Ты всё еще женщина, - напомнила Лиза.
-Гыгыгы, - сотряслись стены номера.
На этот раз я вошла менее цивилизованно. Стучать тоже не стала.
-О, - снова обрадовались лошади тетки,- а ты кто?
Блять. Принцесса куклусклана в пальто.
В данной ситуации представляться второй раз было бы уже лишним, поэтому я перешла прямо к делу.
-Заебали. Вы очень громко смеетесь. Надо потише.
Тетки переглянулись.
-Понятно? - на всякий случай уточнила я.
Тетки синхронно кивнули. Я снова вышла.
На этот раз я даже до номера дойти не успела. А раз так - Лиза не успела мне напомнить, что я всё еще женщина, а то, что было под простыней больше не убеждало.
Когда через 3 минуты я закончила и вышла от теток, в воздухе еще звенело эхо от моего цивилизованного Ёбвашуматьтупыеовцы "прекратите ржать", а за стеной царила чудесная, волшебная тишина.
Но, как это обычно бывает в жизни, воспользоваться тишиной мы не успели - в дверь постучал друг, коллега и т. д. и пригласил на - зацените пафос - конную прогулку.
Надо сказать, после европейского сервиса и прочих ништяков пансионата, я ожидала вместо лошадей увидеть ослов, а храниться они, по моим представлениям, должны были по уши в говне маленькой страшной сараюшке. Однако, реальность опять меня наебала: лошади оказались лошадьми, а сараюшка - вполне себе конюшней.
И вот приходим мы в эту конюшню - все такие красивые, готовые к приключениям, и встречает нас... ну, такое - маленькое, плюгавеньгое и плюется постоянно. Не помню как называется, Семеном зовут.
-Инструктаж! - Говорит Семен, плюгавя.
-Ебать, - отвечает друг и коллега, вытирая лицо.
-Нет, - возражает Семен, - ебать коней строго запрещено! Имейте!
Мы переглядываемся. Иметь? Кого именно? И, простите, зачем?
-Имейте ввиду! - уточняет Семен.
Ах, ввиду... Тем временем инструктаж продолжается. Суть его сводится к тому, что кататься надо колонной, лошадей за хвосты не дергать и вообще не ебать бить.
-А как ею поворачивать? - Уточняю я на всякий случай.
-А вот потому что не надо ею поворачивать! - Опять плюгавит Семен. - Она сама знает, куда ей идти!
Ну знает и знает, пофиг. Я выбираю себе коня посимпатичнее - черного, по имени Ангел, кое-как взгромождаюсь на него и сижу жду, пока Семен выстроит всех остальных в колонну.
-Плохой план, очень плохой план, - бормочет сзади Лиза, а я легкомысленно думаю, что на этот раз она ошибается.
Действительно - ну какие проблемы могут быть от конной прогулки шагом, в колонне?
Авотхуй!
Выезжаем мы в поле, и медленно и печально двигаемся по тропинке вперед.
Вокруг - кра.... Ну, поле в общем вокруг. Лысое страшное поле. Пустое. Настоящая русь.
Мы поворачиваем к реке, и тут начинаются проблемы. Лошадь Семена, идущая впереди моего Ангела, решает вдруг... извините, конечно... покакать. Что с успехом и осуществляет.
И эта сука Ангел почему-то страшно удивляется, что кто-то впереди неё посмел сделать столь грязное дело!
Она останавливается, немного задумчиво смотрит на результат деятельности Семена лошади, и....
Правильно! Поворачивает и начинает шагать куда-то в сторону.
И это действительно очень, очень плохой план, потому что поле ни разу не паханное, сплошные колбоебины, и вообще я на такие прогулки не подписывалась!
А поворачивать нас - напоминаю - не учили. Следуя банальной логике, я тяну поводья влево и старательно уговариваю эту черную суку лошадку повернуть.
Авотхуй
Ей совершенно плевать на поводья и на мои уговоры - она поворачивает голову влево и продолжает двигаться вперед!
И тут я чувствую, как начинает увеличиваться скорость ходьбы...
-Семен!! - Ору я. - Как её остановить?!!
-Натяни поводья! - раздается сзади истошный вопль, я тяну упомянутые поводья на себя, но в этой черной гадине, похоже, что-то сломалось, потому что она выполняет указание строго наборот! И переходит в рысь.
И тут мне становится совсем не смешно. Я сжимаю ногами корпус черной бляди покрепче, одной рукой хватаюсь за седло, а другой стукаю блядь по голове и уговариваю остановиться.
Выглядит это примерно так:
-Да... сто...й... же... тво...ю...ма...ть...
Бляди похуй. Мы же, блин, скачем! Какое уж тут "остановись".
Крики сзади стихают, впереди - степь да степь, жопа болит, блядь скачет, в общем - все традиционно при деле.
Ладно, думаю, рано или поздно она устанет скакать, и тогда я просто с неё спрыгну.
Авотхуй!
Скачем дальше. На колдобинах блядь подпрыгивает вверх сильнее, и меня со всей дури прикладывает об седло.
Впереди показывается излучина реки. Ну, думаю, пиздец. Помереть в каком-то Софрино, убившись головой о гальку - не та смерть, о которой я мечтала.
Но бляди по-прежнему похуй, и она рвется к реке. И в последний момент, когда уже остается совсем несколько метров, я в отчаянии нагибаюсь и ору ей прямо в ухо:
-ТПРУ БЛЯТЬ!!!!!
Не знаю, что подействовало - тпру или блять - подозреваю, что скорее второе, но эта черная гадина останавливается, я буквально вылетаю из седла, падаю на землю и сижу в ахуе, не в силах подняться.
А эта зараза разворачивается ко мне задницей, поднимает хвост, и...
Правильно. Какает.
-Стеснительная пакость, - говорю я, поднимая свое дрожащее тельце на ноги, - если тебе хотелось уединиться - могла бы просто сказать.
Ангел смотрит на меня умными глазами и молчит.
Ну правильно, что тут скажешь, в такой ситуации...
Грустные и злые, мы возвращаемся назад к пансионату. Нас встречают - плюгавящий сверх меры Семен, орущая Лиза, ну и прочие зрители.
Ангела у меня тут же отбирают, и мы идем в номер.
Сидеть не могу. Лежать могу только на животе - вся задница - один большой синяк. Бедра стерты к чертям, и руки до сих пор трясутся.
И тут - феерический момент - из соседнего номера снова доносится ржание...
Лиза смотрит на меня, на дверь, и молча отходит в сторону.
Я вылезаю из кровати, беру в руки стул, и выхожу в коридор.
А оттуда - в соседний номер.
Что происходило в номере, опустим - не имеет значения. Скажу только, что вышла я оттуда с двумя обломками в руках, а вслед мне доносились плачущие вопли "Мы больше не будем", "Простите", "Ну пожжжааалуйста".
Выкинув обломки в окно, я легла на живот и закрыла глаза.
Хватит приключений на сегодня.
Авотхуй!
Представьте себе картину. Три часа ночи. Номер освещен лунным светом. Я лежу поверх одеяла и старательно сплю.
И тут в коридоре раздается какой-то шорох. Продолжительный, и повторяющийся.
Я поднимаю голову, но шорох прекращается.
Через 5 минут - снова. Шорох, и опять тишина.
Еще через 10 - опять.
Ничего не понимая, я накидываю одеяло и осторожно приоткрываю дверь в коридор. И вижу феерическую картину.
По коридору, лежа на пузах, ползут в сторону лестницы давешние тетки из соседнего номера. Ползут старательно, помогая себе руками и ногами.
-Вы че? - спрашиваю я шепотом.
Они поднимают на меня глаза полные ужаса и отвечают еле слышно:
-Мы... В бар... За добавкой...
Мне ничего не остается кроме как тихо прикрыть дверь и удалиться в номер.
Продолжение следует))
|
| |
| |
| Ранетка | Дата: Понедельник, 15.10.2012, 19:01 | Сообщение # 62 |
|
Генералиссимус
загрузка наград ...
Группа: Администраторы
Сообщений: 4569
Награды: 3
Статус: Offline
| Корней Чуковский
Растление детских душ
Литературная газета, №76 (2459), 1948 г.
Полицейский сыщик стал богом и начал творить чудеса.
1.
Об этом я впервые узнал из журнала, издающегося в Нью-Йорке для детей и подростков. Журнал так и называется «Сверхчеловек» (”Superman”). Каждый его номер от первой до последней страницы посвящен описанию чудес, совершаемых этим новоявленным богом.
Вот он ловит в океане большого кита и подбрасывает его вверх, словно окуня. Вот он шествует по воде, как по суше. Вот он парит в облаках над землею без всяких самолетов и воздушных шаров. Ему ничего не стоит перепрыгнуть через небоскреб. Снаряды крупнейших орудий отскакивают от него, как горошины. Как и подобает божествам всех религий, он спустился на землю прямо с небес. Родившись на дальней звезде, на планете Криптон, он прибыл оттуда в Соединенные Штаты, ибо его родная планета в полном соответствии с новейшими американскими модами, оказалась атомной бомбой, ежеминутно готовой взорваться.
Работает это сошедшее с небес божество в тесном контакте с нью-йоркской полицией: для того оно и послано в мир. Знаешь заранее, что всякий раз, как в номере журнала этот всемогущий титан совершит с полдесятка своих сверхчеловеческих подвигов – взвалит себе на плечи десятитонный автобус или перенесет на далекую улицу дюжину трехэтажных домов, — на последней странице появится добродетельный «коп» (полицейский) со своей резиновой дубинкой и соберет богатейшую жатву со всех его мистических деяний.
Зовут сверхчеловека Кларк Кент, и он далеко не единственный сыщик, наделенный качествами всемогущего бога. Предо мною книжки журнала «Бэтмен», в которых уже несколько лет прославляется такой же богоподобный полицейский агент по имени Брус Уэйн.
Судя по этим журналам, бандитизм в заокеанской республике принял такие размеры, что только чудотворцы, сошедшие с неба, могут вести с ним борьбу. В каждой книжке из месяца в месяц – новые и новые уголовные подвиги бесчисленных налетчиков, гангстеров, взломщиков несгораемых касс, фальшивомонетчиков, грабителей, профессиональных убийц.
На каждой улице, на каждом углу, у каждого газетчика, в каждом киоске - по самой дешевой цене, по 5 и по 10 центов – ребенку ежедневно навязываются эти кровавые книжки, которые по какой-то зловещей игре языка носят в Америке название «комикс». На детей и подростков обрушивается непрерывной лавиной и «Дитектив комикс», и «Адвечур комикс», и «Сенсешн комикс», и «Олл-американ комикс», - всего двести пятьдесят детских журналов с ежемесячным многомиллионным тиражом.
В этих журналах только и делают, что режут, кромсают, расстреливают, душат, отравляют, калечат и топят людей, сбрасывают их на всем ходу с поездов, с самолетов, или тащат в тюрьму, на электрический стул.
Во всех этих многомиллионных изданиях моральная основа одна: человек человеку – зверь. Единственное их содержание: охота людей за людьми. Самозабвение ловли и травли, упоение погони и облавы – в этот хищнический звериный азарт взрослые усердно вовлекают детей.
И это им вполне удается, тем более, что литературная форма всех «комикс» очень ловко приноровлена к детскому возрасту: изложение ведется при помощи одного только чередования картин, снабженных минимальным количеством текста: фабула, при всей своей идиотической пошлости, насыщена максимальной динамикой.
Теперь уже невозможно представить себе американского ребенка без «комикс». Защитить малышей в Америке от этого колоссального зла более чем затруднительно: слишком уж большие доходы приносит оно издательским трестам.
Одно только издательство «Нейшенл комикс» издает 29 (двадцать девять!) подобных журналов: «Зеленый фонарь», «Чудо-женщина», «Западные комикс», «Лучшие в мире комикс» и т.д. и т.д. Барыши этой фирмы громадны.
2.
Наивными кажутся те времена, когда в том же Нью-Йорке лет сорок назад какой-то захудалый издатель печатал из месяца в месяц безграмотный вздор о похождениях двух полицейских агентов: Ника Картера и Ната Пинкертона.
Все их похождения сводились к тому, что револьверными выстрелами они каждый день убивали не меньше двадцати человек. Кроме ежедневного проломления чужих черепов, ничего и не требовалось от этих странных героев американского юношества. Они нисколько не притязали на то, чтобы в них видели сверхчеловеков, слетевших с небес в полицейский участок. В чудотворцы они тоже не лезли.
Теперь же их бесхитростная револьверная практика отодвинулась в далекое прошлое. Существо дела осталось, конечно, незыблемым: массовое растление детей, насильственное прививание им звериных инстинктов; но за последние годы эпидемия стала стихийной, интенсивность ее губительных ядов увеличилась в тысячу раз.
Простое воровство, заурядный грабеж уже не пользуются в этих книжках кредитом. Американские издатели превратились в гурманов: подавай им такие злодейства, каких еще никогда не бывало, - самые изысканные, самые вычурные. Методы прежних воров и убийц кажутся им устарелой кустарщиной.
И вот нынешние сочинители кровавых новелл для детей тратят всю свою мозговую энергию, чтобы выдумать новые, свежие, еще никому не известные, еще никем не использованные приемы убийств, грабежей и мошенничеств.
Ради этой уголовной эксцентрики бандитизм в кровавых журналах и книжках все чаще используют сверхсовременные достижения науки – физики, механики, химии. Недаром все чаще и чаще в качестве самых отъявленных гангстеров фигурируют здесь профессоры и научные деятели. Судя по бесчисленным «комикс», в США наука и техника тоже находится на службе у бандитов.
На вершине небоскреба, среди телевизоров, радаров и пр. сидит в своей лаборатории всевидящий Глаз, атаман могучего треста налетчиков, и с помощью великолепных новинок науки грабит жителей двух континентов.
А в последнем номере «Бэтмена» изображается шайка злодеев, именующих себя «Бандитами Будущего». Они совершают свои грабежи при помощи металлических «роботов», управляемых приборами новейшей конструкции. Они разрушают огромные здания при посредстве автоматических стенобитных орудий, управляемых издали радиоволнами. Когда полиция пытается преследовать их, они вздымают на своем автомобиле-пропеллере и на этом геликоптере поднимаются ввысь.
Их воровской жаргон изобилует научными терминами.
Такое гитлеровское сочетание науки и подлости давно уже стало обычным явлением в американской литературе для детей и подростков.
Конечно, среди передовых педагогов Америки неоднократно раздаются протесты против этого развращения детей культом бандитизма и сыска. Передовые педагоги с тоскою указывают, что американские школьники нынче читают не Марка Твена, не Диккенса, а «Приключения женщины-кошки», ворующей бриллианты при помощи снотворного газа, и «Похождения Пингвина», знаменитого вора, совершающего свои налеты и кражи исключительно при помощи птиц.
Педагоги жалуются, что издающиеся ныне в Америке талантливые, художественно ценные книги захлестываются, словно островки в океане, этими кровавыми «комикс». Конкуренция с «комикс» немыслима: издающие их газетно-журнальные тресты тратят несметные доллары на их рекламирование.
О том, что за доллары здесь можно купить даже совесть, свидетельствуют, между прочим, объявление, печатаемое крупными буквами в каждом номере «Бэтмена», «Экшн комикс», «Флэш комикс» и пр., и рекламирующее «идейных руководителей» этих кровавых журналов. В первых строках читаем:
«РЕДАКЦИОННЫЙ СОВЕТ: доктор Лоретта Бендер, профессор психиатрии, - Джозетта Фрэнк, консультанка по вопросам детского чтения. – Доктор Сонз, профессор педагогики. – Доктор Харкурт Пиппэрд, член Бюро воспитания детей».
Здесь перед нами еще один, и притом самый наглядный, пример тесного союза бандитизма с буржуазной наукой!
В лице этих психиатров, профессоров педагогики, специалистов по детскому чтению современная наука Америки не только санкционирует, но и направляет массовое растление детей, осуществляемое изо дня в день непрерывным потоком сыщицко-бандитских изданий.
http://www.chukfamily.ru/Kornei/Critica/critica_new.php
http://www.comics.aha.ru/article....x-di-si
|
| |
| |
| Ранетка | Дата: Воскресенье, 16.12.2012, 07:34 | Сообщение # 63 |
|
Генералиссимус
загрузка наград ...
Группа: Администраторы
Сообщений: 4569
Награды: 3
Статус: Offline
| Школьная пора, и при всякой погоде... Часть первая. Разборки по-пионерски.
Много лет назад как и у всех порядочных советских школьников, у меня был пионерский галстук, парадно-выходная белая блузка, полное собрание значков с покемонами Лениным и пара-тройка заклятых врагов.
Часть этих так называемых врагов я помню до сих пор. Во многом благодаря героическому завершению нашей с ними вражды.
Итак, жили-были девочка и мальчик. Лена Бритикова и Степа Широхвостов. Какие у нас с ними были изначально друг к другу претензии, я уже не помню, но состояние тихой войны продолжалось на протяжении как минимум двух лет.
А потом война стала громкой.
Однажды, зимой, я сидела на своей камчатке и рисовала в клетчатой тетради косички.
-Пошли в снежки поиграем? - зудел рядом Макс, сосед по парте и верный поклонник. - Там снега - во!
-Отвали, - лениво отпинывалась я и продолжала вырисовывать косичку уже на парте.
-Да ладно, пошли! - не отставал Максим. - Там все наши!
Не успела я отправить друга вместе с "нашими" в пеший эротический поход, как дверь класса распахнулась и в помещение влетел Ваня Рубанов.
-Там Бритва с Хвостом Кристинку бьют! - задыхаясь, заорал он. - Пошли скорей!
Американский боевик. У героя мрачнеет лицо, волевой подбородок выпячивается вперед, парта переворачивается от резкого удара ногой, мускулы играют на накачанных руках, а в глазах - жажда мщения...
Авотхуй
Я молча закрыла тетрадь, вылезла из-за парты и вместе с Ваней и Максом понеслась на улицу. А там тем временем разгоралось настоящее уебище побоище.
Побоище заключалось в том, что шестеро подростков, стоя друг напротив друга, изредка пинались руками и обменивались "матюками".
-Что за нахуй тут такое? - спросила я, останавливаясь рядом с Кристиной и оглядывая Бритикову и Широхвостова с ног до головы.
Выяснилось, что причина конфликта проста и незатейлива. Оказывается, подлая Кристина не дала Бритве поиграть в свою электронную игрушку "Волк с хуем яйцами". Хвост решил восстановить справедливость и забрать игрушку силой. Кристина не отдавала.
Тогда они не нашли лучшего выхода, кроме как повалить её в снег и при помощи пары тумаков объяснить, что жадничать нехорошо.
-Идите отсюда, - мрачно велела я борцам за справедливость, - А то сейчас мы вам покажем и яйца, и волка, и всё к ним прилагающееся.
-Сама иди! - с достоинством ответила Бритикова. - Это наши дела. Чё ты лезешь?
-Еще раз повторить? - удивилась я. - Со слухом плохо?
-Это у тебя со слухом плохо, идиотка!
Идиотка. Ну конечно.
Это был один из самых страшных "матюков" того периода моей жизни. Дети могли обзывать друг друга как угодно, и даже "дура" вполне бы проканала без последствий, но "идиотка" - это был даже не наезд. Это было объявление войны.
Разборку назначили на тот же день. Недалеко от нашей школы располагался некий овраг, в котором обычно и происходили драки, первые поцелуи и прочие радости школьной жизни.
К сожалению, в то время мы понятия не имели об "этикете" разборок и поэтому договориться о том, сколько народа будет с каждой стороны, нам даже в голову не пришло. А зря.
В назначенный час, закинув домой портфели, мы с друзьями отправились в овраг. Шагали бодренько, справедливо полагая, что сколько бы народа ни привела с собой Бритикова - их всё равно будет меньше чем нас.
Почему? Да просто рядом со мной вышагивал почти весь класс.
Авотхуй
Я явно недооценила противника. Бритикова привела с собой полрайона.
-Нечестно... - ошеломленно прошептал Макс, увидев десяток пацанов, года на три нас старше.
Глубоко в душе я с ним согласилась, но отступать было некуда, да и незачем. Однако, и переть на превосходящего силой противника было бы просто глупо.
-Залегаем, - скомандовала я, и мы быстро рассредоточились по краю оврага.
И вот лежу я животом на снегу, рассматриваю проявляющих нетерпение старшеклассников, и думаю - а что ж делать-то?
Снежками закидать - это как мертвому припарки, камнями - в милицию не хочется, проорать что-нибудь обидное и съебаться убежать - как-то недостойно.
-А давай их напугаем, - предложил вдруг Макс, - Может, половина разбежится, а остальных так добьем.
Гениально. Просто гениально. Осталось только придумать, КАК можно напугать ораву здоровых старшеклассников, да еще в идеале так, чтобы они свалили с поля боя.
Идея пришла быстро. Воевать так воевать, как говорится.
-Пошли, - скомандовала я Максу и Ване.
-Куда? - удивились пацаны.
-За подмогой.
Тут надо сделать небольшое лирическое отсутпление и рассказать об одной бабушке, которую знала вся школа и которая жила как раз недалеко от оврага. Звали бабушку Валентина Константиновна, но называли её все исключительно Терминатором - за боевой нрав и бойцовские качества. Больше всего в жизни бабушка любила тишину и покой. Но, к сожалению, была немного глуховата.
Для того, чтобы выманить её на поле сражения, простых криков и воплей было бы мало: тут требовалось нечто погромче.
Первым делом мы с пацанами забежали в аптеку и прикупили двадцать штук презервативов.
-Зачем вам? - удивилась, было, провизорша.
-Братьев больше не хочу, - пояснила я, кивая на пацанов, - Двоих вполне хватает.
После этих слов изделия №2 нам продали без всяких проблем.
Дальше было проще: каждый пацан из нашей команды получил по одному презервативу и по одному заданию: наполнить.
Ну вы уже догадались, чем именно, правда?
Слегка подморозив хозяйство, пацаны с задачей справились. И снова расстредоточились по краю оврага. А там тем временем шел митинг.
-Они струсили! - орала Лена Бритикова. - Испугались!
-Перетрухали! - поддерживал её Хвост.
-Зассали!
Зассали?! Ну это был просто сигнал к действию. По команде, пацаны вскочили на ноги и, размахнувшись, обрушили все двадцать наполненных желтой жидкостью презервативов, прямо на головы врагам.
Враги вначале ничего не поняли. Взвизгнули, отряхивая лица и шапки от жидкости, и отбрасывая в сторону остатки презервативов.
И тут кому-то пришла в голову мысль узнать, а чем же их облили? Один из старшеклассников поднес презерватив к носу, расширил ноздри, понюхал, и, широко открыв рот, заорал:
-Ссаки!!
Вай, какое интеллигентное слово. Просто прелесть. Все обоссанные враги оценили его по полной программе: вой в овраге поднялся страшный.
И тут ребятки наконец-то обратили внимание на нас.
-Чешем, - прошептал Макс, наблюдая, как толпа озверевших старшеклассников умывает лица снегом, отплевывается и с воплями начинает движение вверх по оврагу.
-Погоди, подпустим ближе, - ответила я, - По команде бежим вокруг.
Команды долго ждать не пришлось. Как только из оврага появилась первая обоссанная рожа, мы совместными усилиями столкнули эту рожу назад и... понеслись.
Всё, что происходило там последующие минут пятнадцать, можно описать одним словом: марафон.
Мы убегали, они догоняли. Мы орали, они тоже.
-Я тебе косы отрежу и в задницу засуну! - орал оскорбленный Хвост, обращаясь ко мне. - А потом брови на глаза натяну! Идиотка!
-Ничего, - бормотала я себе под нос, нарезая десятый круг вокруг оврага, - Кос у меня всё равно нету, а за идиотку получишь.
Через двадцать минут мы выдохлись. Противники, правда, тоже, но рассчитывать на их снисхождение никак не приходилось.
-Да где же она? - в отчаянии возвопил Ваня.
И тут ОНА пришла.
-Ай эм бэк, - сказала Валентина Константиновна и Терминатор проснулся.
Она появилась как всегда незаметно, со стороны частного сектора. И не одна. С собаками.
-Ах вы, бисовы дети! - заорал Терминатор. - Разорались, уроды! Ну я вам сейчас...
Что она нам сейчас, мы ждать не стали. Ученые были. Плавали-знаем и всё такое. Поэтому уже через двадцать секунд после появления Терминатора, вся наша команда взлетела на голые деревья.
Старшеклассники Терминатора не знали и потому замешкались. А зря!
Щелк - поводки остались в руках у бабы Вали, а собаки оказались на свободе.
Ах, как они гоняли этих обоссанных пацанов! До сих пор воспоминания об этом льют бальзам на мою израненную душу.
Песики заворачивали виражи, громко лаяли и всё время старались тяпнуть кого-нибудь нерасторопного за мягкое место.
Через полчаса война закончилась. Большинство противников сгруздилось у большого дерева, прячаясь друг за друга и слезно умоляя Терминатора сделать анти-ай-эм-бэк. Убэкнуться, короче, вместе с собаками.
Взяв клятвенное обещание больше не шуметь, Терминатор убэкнулся домой вязать носки и отдыхать в тишине и покое.
Противники, поддерживая подранные штаны, отправились зализывать раны.
С тех пор со старшеклассниками у меня никогда проблем не было. Мстить мне никто не стал - видимо, поняли, что связываться - себе дороже. Бритикова публично принесла Кристине свои извинения и больше не нарывалась.
Ну а со Степкой Хвостом мы выяснили отношения на следующий день прямо в школе.
Он поймал меня в коридоре прямо посреди урока.
-Ну ты чё? - протянул крутой мальчик. - Ты чё сделала, а? Да я тебе сейчас как вмажу! Да ты ваще поняла, чё ты сделала?
Изрекая все эти фразы тоном пришибленного пидораса, Стёпа почти выплясывал, напрягал мышцы хуя рук и всячески выебывался.
-Ну ты чё молчишь? Давай, раз такая смелая! Нападай, да? Или только с пацанвой своей смелая, а? Ну чё ты молчишь, а?
Я еще немного понаблюдала за этой клоунадой, потом пожала плечами, развернулась и ударила недоделанного Хвоста носком лакированной туфельки по яйцам.
Оставив его лежать на полу рекреации и зализывать раны, я вернулась на урок.
Больше ни с Бритиковой, ни с Хвостом войны у меня никогда не было.
Да и со всеми остальными тоже))
Продолжение и остальные смешные истории
http://odnoznachno-net.livejournal.com/49593.html
|
| |
| |
| Ранетка | Дата: Среда, 18.09.2013, 10:25 | Сообщение # 64 |
|
Генералиссимус
загрузка наград ...
Группа: Администраторы
Сообщений: 4569
Награды: 3
Статус: Offline
| Как "прибить" автора поста в комментах
Предположим, для наглядности, что некий блоггер Пупкинович накатал небольшой пост про слонов. Пост получился связный, логичный, свежий и, не будем греха таить, талантливый. Вот какие комментарии можно оставить негодяю Пупкиновичу, чтобы слегка отравить ему радость творчества:
Придирка феминистки:
А что ещё можно ожидать от статьи если автор мужчина. Плоско, тупо и банально.
Придирка психоаналитика:
По Фрейду, Пупкинович, хобот означает пенис. Слон, по Фрейду, означает нечто большое. Зачем Вы пишете нам про большие пенисы? Вас волнует тема больших пенисов? Вы хотите поговорить с кем-нибудь про пенисы, Вы не можете больше держать это в себе?
Придирка молодого эрудита:
Вы пишете известный каждому школьнику набор банальностей.
Придирка журналиста:
И сколько сейчас платят за заказные статьи про слонов?
Придирка арийца:
Что, мой семитский друг, решил подзаработать на торговле слонятиной? А ты в курсе, что слон — некошерное животное?
Придирка несогласного:
Вы передёргиваете, Пупкинович. Кроме того, Вы подменяете понятия и намеренно допускаете логические ошибки.
Придирка натуралиста:
Из допущенных в статье многочисленных фактических ляпов совершенно очевидно, что Вы ни разу в жизни не видели живого слона. Проклятый дилетант!
Придирка телепата:
Я знаю, Пупкинович, Вы специально пишете такую очевидную «х…» (чушь), чтобы спровоцировать свою аудиторию. Небось, пишете, а сами хихикаете в бороду и с мерзкой улыбочкой потираете ладошки.
Придирка полиглота:
Пупкинович, не позорьтесь! Прежде чем рассуждать о слонах Вам следует прочесть Der Laufer Гегеля (на немецком) и ещё много, много других книг.
Придирка коллективиста:
Слушай, тебе ведь все уже сказали, что ты «х…» (чушь) спорол. Прочти комментарии и признай свою ошибку.
Придирка неофита:
Пупкинович, тупица, у слона четыре ноги. Учи матчасть!
Придирка словоохотливого:
Пупкинович! Лично у меня, недалёкого и ограниченного человека, возникли следующие вопросы:
1. Слоновье говно правильно называть «навозом».
2. Слово «слон» состоит из четырёх букв.
3. Не каждый слон может поднять хоботом бревно.
4. Вы смешиваете понятия хозяин слона и погонщик слона.
5. Слоны занесены в красную книгу.
6. А чем принципиально слон отличается от медведя?
Что ты на это можешь ответить?
Придирка памятливого:
Пупкинович, Вы повторяетесь. Вы уже употребляли слово «слон» несколько месяцев назад, в статье про противогазы.
Придирка поклонника:
Пупкинович, Вы — гений. Но когда речь заходит о слонах, Вы превращаетесь в махрового демагога, который отчаянно пытается обосновать нелепую и пристрастную чушь. Пишите лучше про вертолёты — Ваши статьи о вертолётах я читаю с большим удовольствием.
Придирка комментатора:
Вы исказили мои слова. Я писал не «слон жрёт кроликов», а «слон поедает зайцев».
Придирка пророка:
Пупкинович, а если твоего ребёнка съест слон — ты тоже будешь утверждать, что слоны — добрые животные?
Придирка доброго советчика:
У меня складывается впечатление, Пупкинович, что ты всё глубже и глубже увязаешь в демагогии. Непросто тебе идти-то против рожон, а? Будь, наконец, честен с самим собой, и оставь свои жалкие попытки писать на темы, в которых ни … понимаешь. Пойми, я к тебе хорошо отношусь, поэтому и прошу — перестань позориться, убогий.
Придирка софиста:
Ваш пост не имеет смысла. В какой момент слон становится слоном? А вот сперматозоид слона — это уже слон? А пластмассовый слон — это слон? А если нет — то когда слон становится слоном? Определитесь сначала с терминами, прежде чем писать всякую чушь и смешивать в кучу разные понятия.
Придирка педанта:
Про размеры слона — «х…» полная. Карликовые гвинейские слоны весят меньше ста килограмм. Ваше утверждение «слоны — большие животные» — некорректно и выдаёт Ваше полное невежество в слонологии.
Придирка умника:
Сначала выучи русский язык, а потом пиши про слонов.
Придирка корректора:
Пропущены запятые после слова «слон» в пятнадцатом предложении и после слова «хобот» в двадцать четвёртом.
Придирка женоненавистника:
Из поста видно что автор женат и семья выела ему все мозги. Короче конченный для общества человек.
Придирка одинокой женщины:
Вместо того чтобы заниматься полезным делом, автор пишет какую-то х... . Нет бы пригласить женщину погулять в кафе, на улицу, в ресторан...
Придирка обиженной женщины:
Из написанного автором видно что у него большие проблемы в личной жизни. Видно что автора сильно кто-то обидел. Не переживайте сильно за слонов, и будет на вашей улице счастье. Короче, удачи вам. Не обижайтесь.
Придирка блондинки:
Пупкинович. Я ни черта не поняла, но мне кажется, что вам не хватает позитива в жизни. Надо быть проще и к вам потянутся люди.
Придирка патриота:
Автор находится на содержании заграницы. Он пишет про слонов. Это явной признак что ему кто-то проплатил с запада за статью. Нет бы писать про медведей и волков.
Придирка пиарщика:
Ну-ну, знаем мы этот товар, сами рекламировали.
|
| |
| |
| Ранетка | Дата: Вторник, 01.10.2013, 05:44 | Сообщение # 65 |
|
Генералиссимус
загрузка наград ...
Группа: Администраторы
Сообщений: 4569
Награды: 3
Статус: Offline
| Добро пожаловать, Аноним
Дверь открыли ногой. Незнакомый тип прошел на кухню, сел, не дожидаясь приглашения и заявил:
- Неуютно у вас тут. И... – он потянулся, отобрал чашку чая, отхлебнул - Вот я чаю вашего отхлебнул – отстой. Заварки надо больше ложить. А сахару меньше.
Хозяин квартиры ошалел от такого напора и промямлил:
- Я так чай люблю... Что здесь происходит, а? Чем обязан? Вы кто?
- Я пришел вам сказать, что вы мне неинтересны. Вы понимаете? Мне абсолютно пофигу вы и все что у вас тут есть. Все равно у вас тут нет ничего интересного. Один пафос. Потуги на вкус. И ничего больше. Эти обои безвкусны, эта мебель.
- Да вы представьтесь сначала! Вы кто? Что вы делаете у меня на кухне?
- Вот!!!! Видите!!!! Опять этот пафос!!! Вы не понимаете, что мне плевать на вас и лезете с своими репликами! Да мне плевать!
- Успокойтесь, успокойтесь. Я понимаю – вам пофиг.
- Не надо меня успакаивать! Вы думаете вы меня можете как-то взбесить? Да ни за что! Вы – неадекватны! Не впадайте в истерику!!! Вам всего лишь сказали правду!! Это мое мнение! Вам понятно?! Когда вы уже научитесь уважать чужое мнение?
- Вы знаете, наверное, вам лучше уйти. У нас не получается разговора.
- Вот! Я говорил! Кто вы такой, чтоб указывать мне – уходить или нет?
- Но это, простите, моя квартира.
- Если бы вы не хотели, чтоб я сюда пришел – вы бы закрывали дверь! А так дверь не закрыта. Да у вас и квартира – так себе. Безвкусно все. Не нравится мне у вас. И посмотреть нечего.
- Стойте! Вы зачем у меня с полки мою шапку взяли?
- Да вы должны спасибо сказать! Шапка ваша –отстой. Давно из моды вышла! Если бы вы не хотели чтоб вашу шапку носили – вы бы запирали дверь! Понятно! Вы еще должны спасибо сказать, что я у вас шапку взял!
- Но.. Как... Положите шапку на место и идите вон отсюда!!!
- Да плевать мне на вашу шапку! И на вас мне плевать! Вы – ничтожество! Вы – полный деградант. И пожалуйста – я ухожу от вас! И ни один нормальный человек не останется в вашей квартире! Смотреть не на что! Убожество!
Он встал, вышел в прихожую и продолжал подглядывать за тем, что делается на кухне, изредка покрикивая «Убожество!! Глупость!! Кто так бутерброд мажет!!!»
|
| |
| |
| Ранетка | Дата: Четверг, 03.10.2013, 11:20 | Сообщение # 66 |
|
Генералиссимус
загрузка наград ...
Группа: Администраторы
Сообщений: 4569
Награды: 3
Статус: Offline
| Утопленник
На набережной большой, судоходной реки суматоха, какая обыкновенно бывает в летние полудни. Нагрузка и разгрузка барок в разгаре. Слышатся, не переставая, ругань и шипенье пароходов.
— Тирли... тирли... — стонут блоки-лебедки.
В воздухе стоит запах вяленой рыбы и дегтя... К агенту общества пароходства «Щелкопер», сидящему на берегу у самой воды и поджидающему грузоотправителя, подходит приземистая фигура, с страшно испитым, опухшим лицом, в рваном пиджаке и латаных полосатых брюках. На голове ее полинявшая фуражка с полупившимся козырьком и с пятном, оставшимся от когда-то бывшей кокарды... Гастух сполз с воротничка и ерзает по шее...
— Виват господину купцу! — хрипит фигура, делая под козырек. — Живьо! Не желаете ли, ваше высокостепенство, утопленника посмотреть?
— А где утопленник? — спрашивает агент.
— В действительности утопленника не существует, но я могу вам его представить. Прыжок в воду и — пред вами гибель утопающего человека! Картина не столь печальная, сколько ироническая в смысле своих комедийных свойств... Позвольте, господин купец, представить!
— Я не купец.
— Виноват... Миль пардон... Нынче и купцы стали ходить в партикулярном, так что сам Ной не сумел бы отделить чистых от нечистых. Но тем лучше, что вы интеллигент... Мы поймем друг друга... Я тоже из благородных... Обер-офицерский сын и в свое время был представлен к чину XIV класса... Итак, милорд, артист художеств предлагает вам свои услуги... Один прыжок в воду, и перед вами картина.
— Нет, благодарю вас...
— Если вас тревожат соображения материального свойства, то спешу вас успокоить... С вас я возьму недорого... За утопление себя в сапогах — два рубля, без сапог — только рубль...
— Почему же такая разница!
— Потому что сапоги составляют самую дорогую часть одежды и сушить их весьма трудно. Ergo, вы позволяете заработать?
— Нет, я не купец и не люблю таких сильных ощущений...
— Гм... Вы, насколько я понимаю вас, вероятно, незнакомы с сущностью дела... Вы думаете, что я предлагаю вам нечто грубое, невежественное, но тут кроме юмористического и сатирического ничего не будет-с... Вы лишний раз улыбнетесь и — только... Ведь смешно видеть, как человек плавает в одежде и борется с волнами! И к тому же... дадите заработать.
— А вы бы, чем утопленников изображать, делом бы занялись.
— Делом... Каким же делом? Благородного занятия мне не дадут, благодаря склонности моей к алкоголизму, да и протекция необходима-с, а за простое, чернорабочее ремесло мешает мне взяться мое благородство.
— А вы наплюйте на ваше благородство.
— То есть как же это наплевать? — спрашивает фигура, гордо поднимая голову и усмехаясь. — Если птица понимает, что она птица, то как же благородному человеку не понимать своего звания? Я хоть и беден, оборван, нищ, но я горррд... Кровью своей горд!
— Однако гордость не мешает вам плавать в одежде...
— Краснею! Ваше замечание имеет свою долю горькой истины. Сейчас видно просвещенного человека! Но прежде, чем бросать камнем в грешника, вы должны выслушать... Точно, между нами есть много субъектов, которые, забыв свое достоинство, позволяют невежественным купцам мазать себе голову горчицей, мазаться в бане сажей и изображать дьявола, одеваться в бабье платье и выделывать непристойности, но я... я далек от всего этого! Сколько бы мне купец ни давал денег, я не позволю вымазать свою голову горчицей и другим, хотя бы благородным, веществом. В изображении же утопленника я не вижу ничего позорного... Вода предмет мокрый, чистый. От окунутия не запачкаешься, а напротив, еще чище станешь. И медицина не против этого... Впрочем, если вы не согласны, то я могу взять и дешевле... Извольте, я за рубль в сапогах...
— Нет, не нужно...
— Почему же-с?
— Не нужно, вот и всё...
— Поглядели бы, как я захлебываюсь... Лучше меня по всей реке никто не умеет тонуть... Ежели б господа доктора убедились, как я делаю мертвое лицо, они бы меня возвысили... Извольте, я с вас только шесть гривен возьму! Почин дороже денег... С другого бы я и трех рублей не взял, но по лицу замечаю, что вы хороший господин. С ученых я беру дешевле...
— Оставьте меня, пожалуйста!
— Как знаете!.. Вольному воля, спасенному рай, только напрасно вы не соглашаетесь... В другой раз захотите и десять рублей дать, да не найдете утопленника...
Фигура садится на берегу повыше агента и, громко сопя, начинает рыться в карманах...
— Гм... чёррт... — бормочет она. — Где ж это мой табак? Знать, на пристани забыл... Заспорил с офицером о политике и куда-то сгоряча портсигар сунул... Нынче в Англии перемена министерства... Чудят люди! Позвольте, ваше высокоблагородие, папироску!
Агент подает фигуре папиросу. В это время на берегу показывается грузоотправитель-купец, которого поджидает агент. Фигура вскакивает, прячет папиросу в рукав и делает под козырек.
— Виват, ваше степенство!— хрипит он. — Живьо!
— Ааа... Это вы! — говорит агент купцу. — Долгонько заставили ждать себя! А тут без вас вот этот ферт меня замучил! Лезет со своими представлениями! Предлагает за шесть гривен утопленника представить...
— Шесть гривен? Ну это, брат, облопаешься, — говорит купец. — Красная цена четвертак. Вчерась нам тридцать человек на реке кораблекрушение представляли и всего-навсего пятерку взяли, а ты... ишь ты! Шесть гривен! Так и быть, бери три гривенника!
Фигура надувает щеки и презрительно усмехается.
— Три гривенника... Нынче кочан капусты эту цену стоит, а вы хотите утопленника... Жирно будет...
— Ну, не надо... Некогда с тобой тут...
— Так и быть уж, для почину... Только вы не рассказывайте купцам, что я так дешево взял.
Фигура снимает сапоги и, нахмурившись, задрав вверх подбородок, подходит к воде и делает неловкий прыжок... Слышится звук падения тяжелого тела в воду... Всплывши наверх, фигура нелепо размахивает руками, болтает ногами и старается изобразить на лице своем испуг... Но вместо испуга получается дрожь от холода...
— Тони! Тони! — кричит купец. — Будет плавать, тони!..
Фигура мигает глазами и, растопырив руки, погружается с головой. В этом и заключается всё представление. «Утонув», фигура вылезает из воды и, получив свои три гривенника, мокрая и дрожащая от холода, продолжает свой путь по берегу.
Антон Чехов
|
| |
| |
| Ранетка | Дата: Четверг, 03.10.2013, 11:24 | Сообщение # 67 |
|
Генералиссимус
загрузка наград ...
Группа: Администраторы
Сообщений: 4569
Награды: 3
Статус: Offline
| И ещё Чехова 
В пансионе
В частном пансионе m-me Жевузем бьет двенадцать. Пансионерки, вялые и худосочные, взявшись под руки, чинно прогуливаются по коридору. Классные дамы, жёлтые и весноватые, с выражением крайнего беспокойства на лицах, не отрывают от них глаз и, несмотря на идеальную тишину, то и дело выкрикивают: «Медам! Силянс!»[1].
В учительской комнате, в этой таинственной святая святых, сидят сама Жевузем и учитель математики Дырявин. Учитель давно уже дал урок, и ему пора уходить, но он остался, чтобы попросить у начальницы прибавки. Зная скупость «старой шельмы», он поднимает вопрос о прибавке не прямо, а дипломатически.
— Гляжу я на ваше лицо, Бьянка Ивановна, и вспоминаю прошлое… — говорит он вздыхая. — Какие прежде, в наше время, красавицы были! Господи, что за красавицы! Пальчики обсосёшь! А теперь? Перевелись красавицы! Настоящих женщин нынче нет, а всё какие-то, прости господи, трясогузки да кильки… Одна другой хуже…
— Нет, и теперь много красивых женщин! — картавит Жевузем.
— Где? Покажите мне: где? — горячится Дырявин. — Полноте, Бьянка Ивановна! По доброте своего сердца вы и белужью харю назовете красавицей, знаю я вас! Извините меня за эти кель-выражансы, но я искренно вам говорю. Нарочно вчера на концерте осматривал женщин: рожа на роже, кривуля на кривуле! Да взять вот хоть наш старший класс. Ведь всё это бутоны, невесты, самые, можно сказать, сливки — и что же? Восемнадцать их штук, и хоть бы одна хорошенькая!
— Вот и неправда! Кого ни спросите, всякий вам скажет, что в моём старшем классе много хорошеньких. Например, Кочкина, Иванова 2-я, Пальцева… А Пальцева просто картинка! Я женщина, да и то на неё заглядываюсь…
— Удивительно… — бормочет Дырявин. — Ничего в ней нет хорошего…
— Прекрасные чёрные глаза! — волнуется Жевузем. — Чёрные, как тушь! Вы поглядите на неё: это… это совершенство! В древности с неё писали бы богинь!
Дырявин отродясь не видал таких красавиц, как Пальцева, но жажда прибавки берет верх над справедливостью, и он продолжает доказывать «старой шельме», что в настоящее время красавиц нет…
— Только и отдыхаешь, когда взглянешь на лицо какой-нибудь пожилой дамы, — говорит он. — Правда, молодости и свежести не увидишь, но зато глаз отдохнет хоть на правильных чертах… Главное — правильность черт! А у вашей Пальцевой на лице не черты, а какая-то сметана… кислятина…
— Значит, вы не всматривались в неё… — говорит Жевузем. — Вы всмотритесь, да тогда и говорите…
— Ничего в ней нет хорошего, — угрюмо вздыхает Дырявин.
Жевузем вскакивает, идёт к двери и кричит:
— Позвать ко мне Пальцеву! Вы всмотритесь в неё, — говорит она учителю, отходя от двери. — Вы обратите внимание на глаза и на нос… Лучшего носа во всей России не найти.
Через минуту в учительскую входит Пальцева, девочка лет семнадцати, смуглая, стройная, с большими чёрными глазами и с прекрасным греческим носом.
— Подойдите поближе… — обращается к ней Жевузем строгим голосом. — M-r Дырявин вот жалуется мне, что вы… что вы невнимательны за уроками математики. Вы вообще рассеянны и… и…
— И по алгебре плохо занимаетесь… — бормочет Дырявин, рассматривая лицо Пальцевой.
— Стыдно, Пальцева! — продолжает Жевузем. — Нехорошо! Неужели вы хотите, чтобы я наказывала вас наравне с маленькими? Вы уже взрослая, и вы должны другим пример подавать, а не то что вести себя так дурно… Но… подойдите поближе!
Жевузем говорит ещё очень много «общих мест». Пальцева рассеянно слушает её и, шевеля ноздрями, глядит через голову Дырявина в окно…
«Отдай всё — и мало, — думает математик, рассматривая ее. — Роскошь девочка! Ноздрями шевелит, пострел.. Чует, что в июне на волю вырвется… Дай только вырваться, забудет она и эту Жевузешку, и болвана Дырявина, и алгебру… Не алгебра ей нужна! Ей нужен простор, блеск… нужна жизнь…»
Дырявин вздыхает и продолжает думать:
«Ох, эти ноздри! И месяца не пройдет, как вся моя алгебра пойдёт к чёрту… Дырявин обратится в скучное, серое воспоминание… Встречусь ей, так она только ноздрями пошевелит и здравствуй не скажет. Спасибо хоть за то, что коляской не раздавит…»
— Хорошие успехи могут быть только при внимании и прилежании, — продолжает Жевузем, — а вы невнимательны… Если еще будут продолжаться жалобы, то я принуждена буду наказать вас… Стыдно!
«Не слушай, ангел, эту сухую лимонную корку, — думает Дырявин. — Нисколько не стыдно… Ты гораздо лучше всех нас вместе взятых».
— Ступайте! — строго говорит Жевузем.
Пальцева делает реверанс и выходит.
— Ну что? Всмотрелись теперь? — спрашивает Жевузем.
Дырявин не слышит её вопроса и всё ещё думает.
— Ну? — повторяет начальница. — Плоха, по-вашему?
Дырявин тупо глядит на Жевузем, приходит в себя и, вспомнив о прибавке, оживляется.
— Хоть убейте, ничего хорошего не нахожу… — говорит он. — Вы вот уже в летах, а нос и глаза у вас гораздо лучше, чем у неё… Честное слово… Поглядите-ка на себя в зеркало!
В конце концов m-me Жевузем соглашается, и Дырявин получает прибавку.
1886 г.
|
| |
| |
| Ранетка | Дата: Четверг, 17.10.2013, 14:50 | Сообщение # 68 |
|
Генералиссимус
загрузка наград ...
Группа: Администраторы
Сообщений: 4569
Награды: 3
Статус: Offline
| Гарлемская трагедия
Гарлем.
Миссис Финк на минутку зашла к миссис Кэссиди, живущей этажом ниже.
— Красотища, да? — спросила миссис Кэссиди.
Она горделиво повернулась к подруге, чтобы та могла получше разглядеть ее лицо. Обведенный огромным зеленовато-пурпурным синяком глаз заплыл и превратился в узенькую щелку. Расквашенная губа немного кровоточила, на шее с обеих сторон багровели следы пальцев.
— Мой муж никогда бы себе не позволил так поступить со мной, — сказала миссис Финк, скрывая зависть.
— А я не вышла бы за человека, который бы не колотил меня хоть раз в неделю, — объявила миссис Кэссиди. — Ведь не пустое же я место, как-никак жена. Да уж, ту порцию, что он мне вчера вкатил, никак не назовешь гомеопатической дозой. У меня до сих пор искры из глаз сыплются. Зато теперь он до конца недели будет ублажать меня. Этакий фонарь не обойдется ему дешевле шелковой блузки, а в придачу пусть еще и по театрам меня поводит.
— Ну а я надеюсь, — с напускным самодовольством сказала миссис Финк, — мой муж слишком джентльмен для того, чтобы поднять на меня руку.
— Ой, да брось ты, Мэгги, — засмеялась миссис Кэссиди, прикладывая к синяку примочку из ореховой коры, — твой муженек просто какой-то замороженный или сонный, где уж ему влепить тебе затрещину. Придет с работы, плюхнется на стул да зашуршит газетой — вот и вся его гимнастика, разве не так?
— Мистер Финк, бесспорно, просматривает по вечерам газеты, — признала, встряхнув головой, миссис Финк. — Но бесспорно и то, что он потехи ради не превращает меня в отбивную котлету — уж чего нет, того нет.
Миссис Кэссиди издала воркующий смешок счастливой и уверенной в себе матроны. С видом Корнелии, указующей на свои украшения,[1] она отвернула ворот халата, обнажив еще один бережно лелеемый кровоподтек, пунцовый, с оливково-оранжевой каймой, уже почти невидимый, но дорогой как память.
Миссис Финк пришлось капитулировать. Ее настороженный взгляд смягчился, выражая теперь откровенное завистливое восхищение. Они ведь были старые подружки с миссис Кэссиди, вместе работали на картонажной фабрике, пока год назад не вышли замуж и не поселились в этом доме: Финки — наверху, а Мэйм с мужем прямо под ними. Так что с Мэйми ей задаваться не стоило.
— И больно он тебя лупцует? — с интересом спросила миссис Финк.
— Больно ли? — прозвенела восторженная колоратура. — Падал на тебя когда-нибудь кирпичный дом? Точно так, ну, точнехонько так себя чувствуешь, когда тебя выкапывают из-под развалин. Если Джек ударит левой — это уж наверняка два дневных спектакля и новые полуботиночки, ну а правой… тут можно смело запрашивать поездку на Кони-Айленд плюс шесть пар ажурных фильдеперсовых чулок.
— Да за что же он тебя колотит? — расспрашивала миссис Финк, широко раскрыв глаза.
— Вот дурочка, — снисходительно сказала миссис Кэссиди. — Просто спьяну. Это ведь у нас почти всегда случается в субботу вечером.
— А какие ты ему даешь поводы? — не унималась любознательная миссис Финк.
— Здрасьте вам, да разве я ему не жена? Джек придет домой под мухой, а дома его кто встречает? Попробовал бы он только поколотить какую-нибудь другую. Уж я бы ему показала. Иной раз он делает мне выволочку, потому что не поспела с ужином; в другой раз — потому что поспела. Джеку любой повод хорош. Наклюкается, потом вспомнит, что у него есть жена, и спешит домой меня разукрасить. По субботам я уж загодя сдвигаю мебель, чтобы не разбить голову об острые углы, когда он начнет орудовать. Левый свинг у него — просто дух захватывает. Иногда я в нокауте после первого раунда; ну а если мне охота недельку поразвлекаться или обзавестись каким-нибудь новым барахлишком, я встаю и получаю все сполна. Вот как вчера. Джек знает, что я уже месяц мечтаю о шелковой синенькой блузке, а за такую одним синяком, ясное дело, не расквитаешься. Но вот, спорим на мороженое, Мэг, нынче вечером он мне ее притащит.
Миссис Финк погрузилась в задумчивость.
— Мой Мартин, — сказала она, — ни разу меня пальцем не тронул. Но ты верно заметила, Мэйм: кислый он какой-то, из него и словечка не вытянешь. Мы никуда не ходим. Дома от него никакого толку. Он мне, правда, покупает разные вещи, но с таким брюзгливым видом, что пропадает все удовольствие.
Миссис Кэссиди обняла подругу.
— Бедняжка! — сказала она. — Но не может же у каждой женщины быть такой муж, как Джек. Если бы все были такие, то неудачных браков вообще не бывало бы. Всем недовольным женам только одно и нужно: чтобы раз в неделю муж задавал им хорошую таску, а потом расплачивался за нее поцелуями и шоколадными тянучками. Вот тогда бы они сразу ожили. По мне уж если муж — так муж; пьяный — тряси жену, как грушу, трезвый — люби ее, как душу. А который ни того, ни другого не может, мне и даром не нужен!
Миссис Финк вздохнула.
Прихожая и коридор внезапно огласились шумом. Дверь распахнулась: ее толкнул ногой мистер Кэссиди, — руки у него были заняты свертками. Мэйм бросилась ему на шею. Ее неподбитый глаз сверкнул нежностью, как у юной девицы племени маори, когда, очнувшись, она видит перед собой своего вздыхателя, который втащил ее в хижину, оглушив перед этим внезапным ударом.
— Привет, старушка! — гаркнул мистер Кэссиди. Усеяв пол россыпью свертков, он подхватил жену в могучие объятия. — Я принес билеты в цирк, а если ты взломаешь один из этих свертков, ты, пожалуй, найдешь ту шелковую блузку… а, добрый вечер, миссис Финк, не заметил вас сразу. Как поживает старина Март?
— Превосходно, мистер Кэссиди, спасибо, — сказала миссис Финк — Мне пора уходить. Март вот-вот вернется, надо подать ему ужин. Завтра я занесу тебе выкройку, которую ты просила, Мэйм.
Поднявшись в свою квартирку, миссис Финк всплакнула. Она заплакала, сама не зная почему; так плачут только женщины, плачут без особой причины, плачут просто попусту; в каталоге горя эти слезы самые безутешные, хотя просыхают быстрей остальных. Почему Мартин ее никогда не колотит? Он такой же большой и сильный, как Джек Кэссиди. Неужели она ничего не значит для него? Он никогда с ней не бранился: придет, сядет сложа руки и молчит. Зарабатывает он неплохо, но совершенно не ценит того, что придает вкус жизни.
Корабль ее мечты попал в штиль. Капитан курсировал между вареным пудингом с корицей и подвесной койкой. Пусть бы уж отдал концы или хоть изредка задавал команде взбучку. А ей грезилось такое веселое плавание с заходом в каждый порт на островах Услады! Но сейчас — сменим метафору — измотанная тренировочными поединками со спарринг-партнером — она была готова признать себя побежденной, не получив ни царапины. На миг она чуть не возненавидела Мэйм, Мэйм, прикладывающую к синякам и ссадинам бальзам обновок и поцелуев и кочующую по бурному морю жизни с драчливым, грубым и любящим спутником.
Мистер Финк явился в семь, проштемпелеванный печатью домоседства. Вдаль его не тянуло из дома, где все мило, привычно, знакомо. Он был подобен человеку, успевшему вскочить в трамвай, анаконде, проглотившей свою жертву, лежачему камню.
— Вкусно, Март? — спросила миссис Финк, весь свой пыл вложившая в приготовление ужина.
— М-м-м-да, — буркнул мистер Финк.
Поужинав, он углубился в чтение газет. Он сидел в носках, без ботинок
Восстань, о новый Данте, и воспой закоулок ада, уготованный для человека, сидящего дома в носках! А вы, мученицы семейных уз и долга, стойко прошедшие сей искус шелковых, нитяных, хлопчатобумажных, шерстяных и фильдеперсовых, неужели отринете вы новую песнь?
Следующий день был Днем Труда[2].
Мистеру Кэссиди и мистеру Финку предстоял круглосуточный отдых. Труд готовился к триумфальному шествию по городу и к прочим забавам.
С утра миссис Финк отнесла миссис Кэссиди выкройку. Мэйм уже надела новую блузку. Даже ее подбитый глаз излучал праздничное сияние. Джек, чье раскаяние обрело практические формы, предложил захватывающую программу Дня, включавшую прогулки в парках, пикники и пиво.
Кипя завистливым негодованием, миссис Финк возвратилась наверх. Счастливица Мэйм, на чью долю так обильно выпадают синяки, за которыми так быстро следует примочка. Но неужели счастье выпало лишь ей одной? Где сказано, что Мартин Финк хуже Джека Кэссиди? Так почему его жене навеки оставаться необласканной и небитой? Мысль, блистательная и дерзкая, внезапно осенила миссис Финк. Она докажет Мэйм, что и другие мужья умеют поработать кулаками и приласкать потом жену не хуже, чем какой-то Джек.
Праздник у Финков ожидался чисто номинальный. На кухне с вечера мокло в лоханках накопленное за полмесяца белье. Мистер Финк сидел в носках, читая газету Так и должен был, по-видимому, пройти День Труда.
Зависть вздымалась в груди миссис Финк и, захлестывая эту зависть, — отчаянная решимость. Если муж не желает ее ударить, если он не желает таким образом подтвердить свое мужское достоинство, свои прерогативы и уважение к семейному очагу, его нужно подтолкнуть к исполнению долга.
Мистер Финк закурил трубку и безмятежно поскреб лодыжку пальцем затянутой в носок ноги. Он застыл в рамках семейного уклада, как застывает на корочке пудинга прозрачный жир. Вот так и мыслился ему его монотонный элизиум — обозревать компактно втиснутый в газетные столбцы далекий мир под уютные всплески мыльной воды в лоханках и круговерть приятных запахов, свидетельствующих о том, что завтрак убран со стола, а обед уже близок. Можно назвать немало мыслей, не приходивших ему в голову, но особенно далек он был от мысли поколотить жену.
Миссис Финк отвернула кран с горячей водой и погрузила в пену стиральную доску. Снизу послышался радостный смех миссис Кэссиди. Он прозвучал издевательством, словно Мэйм рисовалась своим счастьем перед обойденной супружескими кулаками подругой. И миссис Финк решила: пора!
Словно фурия, накинулась она на мужа.
— Лодырь несчастный! — крикнула она. — Вожусь, обстирываю тут его, уродину, так что чуть руки не отваливаются, а ему наплевать. Муж ты мне или чурбан бесчувственный?
Мистер Финк, окаменев от изумления, выронил газету. Миссис Финк, боясь, что недостаточно раззадорила мужа и он не рискнет ее ударить, сама подскочила к нему и нанесла сокрушительный удар в челюсть. В этот миг ее охватил прилив столь страстной любви к мужу, какой она давно уже не испытывала. Встань, Мартин Финк, и осуществи свои суверенные права! Ей нужно, ей необходимо было почувствовать тяжесть его кулака… ну, просто чтобы знать, что он ее любит… ну, просто чтобы знать это.
Мистер Финк вскочил — Мэгги живо наградила его еще одним размашистым свингом в челюсть. Потом, закрыв глаза и обмирая от страха и счастья, она ждала, шептала про себя его имя и даже подалась вперед навстречу вожделенному тумаку.
Этажом ниже мистер Кэссиди с пристыженным и смущенным видом запудривал синяк под глазом жены, готовясь к выходу в свет.
Внезапно наверху раздался пронзительный женский голос, затем стук, топот, возня, грохот опрокинутого стула — несомненные признаки семейного конфликта.
— Март и Мэг затеяли поединок? — оживился мистер Кэссиди. — Не знал, что они этим развлекаются. Сбегать, что ли, взглянуть, не нужен ли им секундант?
Один глаз миссис Кэссиди заискрился, как брильянт чистой воды. Второй блеснул… ну, скажем, как фальшивый.
— О-о… — негромко протянула она с непостижимым для мужа волнением. — Стой-ка, стой-ка… Лучше я сама схожу к ним, Джек.
Она вспорхнула по ступенькам. Едва она вступила в пределы коридора, как из кухни вихрем вылетела миссис Финк.
— Ну что, Мэгги, — восторженным шепотом вскричала миссис Кэссиди. — Он решился?
Миссис Финк, подбежав к подруге, уткнулась ей лицом в плечо и горько разрыдалась.
Миссис Кэссиди нежно отстранила от себя головку Мэгги и заглянула ей в лицо. Распухшее от слез, оно то вспыхивало, то бледнело, но бархатистую, бело-розовую, в меру присыпанную веснушками гладь не расцветила ни синяком, ни царапиной трусливая длань мистера Финка.
— Ну, скажи мне, Мэгги, — взмолилась Мэйм, — или я войду туда и все сама узнаю. Что у вас случилось? Он обидел тебя? Как?
Миссис Финк в отчаянии поникла головой на грудь подруги.
— Не заглядывай ты туда, ради бога, — всхлипнула она. — И не вздумай кому-нибудь проболтаться, слышишь? Он и пальцем меня не тронул… он… господи боже… он там стирает… он стирает белье.
О. Генри
(Перевод Е. Коротковой)
Примечания
1
Корнелия, мать Гракхов, будучи спрошена, где ее украшения, ответила, указывая на сыновей: «Вот мое украшение».
(обратно)
2
День Труда — первое воскресенье в сентябре, официальный праздник в США.
|
| |
| |
| Ранетка | Дата: Вторник, 05.11.2013, 07:08 | Сообщение # 69 |
|
Генералиссимус
загрузка наград ...
Группа: Администраторы
Сообщений: 4569
Награды: 3
Статус: Offline
| Про хомячка
Хомячок сунул за щеку последний кусок яблока и задумался.
Ему уже давно хотелось жрать. Не кушать, не питаться, не есть, а именно жрать. Но жрать было положительно нечего: пучок какой-то травки, несколько пыльных пшеничных зернышек и маленький кусочек хлеба.
Хомячок в пятьсот сорок восьмой раз помянул хозяев недобрым словом. Это самодовольное семейство уже третью неделю как уехало на юг, и не спешило возвращаться. Между прочим, еда, которую ему оставили «добрые», «любящие» хозяева и которой, по их представлениям, должно было хватить на месяц, кончилась в первую же неделю.
Еще неделю несчастный зверь выгребал из потайных уголков клетки – большой и красивой, в этом хозяевам не откажешь – свои запасы. Но сегодня запасы закончились, и жрать стало окончательно нечего.
Хомячок почесал в затылке. Он перестал вылезать из клетки днем с тех самых пор, как мальчуган по кличке Антон поиграл с ним в «поездку на машинке» и «хомячка-пилота». При попытках вытащить его хомячок страшно шипел, вставал в боевую стойку и угрожающе взмахивал лапками. Сначала мальчик расстраивался, но скоро привык и гордо показывал друзьям «настоящего сиамского боевого хомяка».
Мохнатому «бойцу» все это сильно не нравилось. Однако альтернативой была миниатюрная автокатастрофа с малочисленными – одна инвентарная единица – хомячьими жертвами. Так что выбирать не приходилось, и хомячок был вынужден ограничиться ночными прогулками.
Боязнь вылезать из клетки по ночам появилась у хомячка после того, как хозяева решили завести кота. Естественно, хомячку и слова не сказали об этом знаменательном событии: хозяева считали, что хомячок не может выйти из клетки самостоятельно. Весь день он мирно спал в норке, а ночью отправился погулять.
Оказалось, что хомячок в состоянии аффекта может очень быстро катить по полу пудовую гирю. Удирая от чугунного шарика, котяра пулей взлетел на ближайший ковер и проникся к маленькому Шварценеггеру глубочайшим уважением. Нагоняй за царапины на дорогущем ковре, а также разбитый гирей вдребезги изящный стеклянный столик уважение только усилил. Но в чувствительной душе хомячка на всю жизнь осталась тяжелая травма.
Неудивительно, что хомячок так трясся от страха, стоя на пороге своей любимой клеточки и глядя в ночной мрак. Но жрать хотелось, и очень сильно. Поэтому он глубоко вздохнул и ступил в неизвестность...
Неприятности начались сразу же. Как выяснилось, перед отъездом хозяева заставили мальчика навести в комнате порядок. Заваленные одеждой стулья были очищены и заботливо придвинуты к столу: сползти на пол по каким-нибудь штанам было больше невозможно.
Хомячок судорожно заметался от одного края стола к другому. Но с одной стороны его встречала бетонная стена, с другой – задернутая штора, мешающая перелезть на подоконник, а еще две оканчивались глубокой пропастью – полтора десятка хомячьих высот в холке.
Хомячок аккуратно подполз к краю и глянул вниз. Его слегка замутило. Поди пойми, от высоты это или от голода...
Он поднял взгляд и грустно уставился на кровать. До нее было далеко – метра полтора – и мохнатый грызун впервые за свою недолгую жизнь пожалел, что он не тушканчик. Оставался только один выход: всеми шестнадцатью коготками уцепиться за штору, попытаться слезть вниз и, по возможности, не упасть.
Две минуты спустя (полторы из которых ушли на бормотание «Я храбрый хомячок! Я очень храбрый хомячок!» и подавление лапкотрясучки) в комнате раздались ругательства на хомячьем языке. Хомячок летел вниз и рассказывал потрясающие подробности из жизни пижона-дизайнера квартиры, тупоумной хозяйки, обожающей ходить по дизайнерским конторам, ее ленивого сыночка и умственно неполноценного производителя таких гладких тканей для штор.
Еще мгновением позже хомячок вознес интеллект хозяйки и лень сыночка до небес. Пушистый розовый тапочек-зайчишка сорок пятого размера спас хомячью шкурку: хомячок приземлился в аккурат на левое заячье ухо. Видимо, хозяйка потеряла тапочек, а сынок закинул его подальше под стол. Мальчик не любил уборку.
Отдышавшись, несчастное животное перевернулось на живот и спрыгнуло с тапочка. Путь на кухню был открыт, и коготки торопливо застучали по паркету. Хомячок быстро пробежал по коридору, немного ускорился, оттолкнулся и заскользил по паркету, изображая управляемый занос в последнем повороте на кухню.
Открывшееся за углом зрелище поразило его настолько, что он забыл затормозить.
Дверца холодильника была распахнута настежь, но внутри абсолютно ничего не было. Тусклый блеск решеток выглядел настолько удручающе, что сердечко хомячка чуть не остановилось. Впрочем, в этом мог быть виноват и сильный удар о стену. Но что значит удар о стену по сравнению с таким ударом судьбы? Вдруг из-под огромного белого шкафа выбежали два знакомых таракана. Не обратив на хомячка внимания, они затопали куда-то в сторону входной двери. Первый начал протискиваться в щель возле косяка, второй – постарше и побольше – стоял рядом и оглядывал окрестности.
- Привет! А вы куда это?.. Чего это?.. – поинтересовался хомячок.
- Чего, чего... – проворчал тот, что постарше. – Уходим! К соседям уходим. – таракан недовольно повел усами. – Совсем тут жрать нечего... – с этими словами таракан яростно пнул в филейную часть своего напарника. Тот проскочил, наконец, в щель, и таракан отправился следом.
Совсем ничего?..
Даже тараканы не нашли ничего?..
Хомячку стало плохо. Это могло означать только одно: еды в квартире нет. Совсем нет. Ни единой крошечки. По крайней мере, там, куда могли добраться тараканы. Впрочем, распахнутый пустой холодильник говорил об этом более чем убедительно.
Оставалось только две возможности. Первая – попытаться найти какую-нибудь еду в плотно закрытой банке или коробке. О том, как ее оттуда достать, хомячок старался не думать. Вторая...
О второй возможности хомячку совсем не хотелось думать. Покинуть уютную квартиру и отправиться в мир, полный бед и опасностей – это было слишком для маленького хомячка.
Хомячок уселся на пол и горько заплакал. Ему отчаянно хотелось кушать, и вообще было очень-очень плохо...
А. Варавин
|
| |
| |
| Ранетка | Дата: Воскресенье, 17.11.2013, 23:02 | Сообщение # 70 |
|
Генералиссимус
загрузка наград ...
Группа: Администраторы
Сообщений: 4569
Награды: 3
Статус: Offline
| Писатели для детей
8 ноя, 2013 в 11:59
Поехали детям обувь зимнюю покупать. Унты. Клевые унты, очень, только я марку не назову, а то в продакт-плейсменте заподозрят.
А чтобы дети хоть немного замолчали, мы включаем "Детское радио". Это тоже тяжело, но там иногда песенки звонкими голосами.
А иногда - культурка. Художественные текстики.
У нас какие обычно книжки для детей? У нас хорошие книжки для детей. Их часто пишут женщины, которые раньше рисовали картинки к детским книжкам, а потом подумали - "да неужели я сама такую хрень не напишу?" Или женщины которым нечем заняться, даже детьми - потому что детей воспитывают гувернантки, поэтому женщины пишут сказки, а потом просят мужа: "Дай миллион, я книжку написала, издать хочу". Это две основные группы.
Писательница для детей берет себе смешной псевдоним, если Господь или муж не наградили смешной фамилией. Она зовется, к примеру, Даша Обжоркина. Или Глаша Пупырышкина. Или Маша Пеночкина. Ну, вы поняли направление, да?
А текст тоже очень простой. В нем должно быть много смешных маленьких существ со смешными именами (за счет смешных имен, по мнению писательницы для детей, смех и достигается), много зверят и прилагательных. Получается примерно так:
"- Привет, Маша! - радостно закричал чумазый Хрум-Хрум. - Я только что был в чудесном городе Пластилинграде, на который напали зеленые мумасики!" (у писательницы может даже случайно получиться какая-то аллюзия, но она ее не планировала и не заметит)
"- Какой ужас! - воскликнула девочка, всплеснув руками. - Мы должны помочь! Позови Букасика и Хрюньтика! Мы немедленно отправимся в путешествие по Сливочной реке, чтобы позвать на помощь мудрого волшебники Глю-Глюма!
- Но Сливочная река прокисла! - огорчился Хрум-Хрум."
Ну и далее такое же хрючево, которое старательно начитывают писклявыми голосами голодные студенты ВГИКа или родственники дикторов. У взрослых, которое это слушают, от стыда подгибаются пальцы на ногах, а мужики начинают порой думать о перевязке семенных канатиков. Детям, впрочем, история про Хрум-Хрума и Машу нравится...
Вот так и мы в этот раз - выслушали в тишине очередную современную сказку. Доехали до "Совенка". Купили детям унты. Поехали назад.
По "Детскому радио" шел другой аудиоспектакль.
"Вновь открыв глаза, я увидела склонившееся надо мною лицо ребенка, девочки одних лет со мною, и первым движением моим было протянуть к ней руки. С первого взгляда на нее, — каким-то счастьем, будто сладким предчувствием наполнилась вся душа моя. Представьте себе идеально прелестное личико, поражающую, сверкающую красоту, одну из таких, перед которыми вдруг останавливаешься как пронзенный, в сладостном смущении, вздрогнув от восторга, и которой благодарен за то, что она есть, за то, что на нее упал ваш взгляд, за то, что она прошла возле вас. Это была дочь князя, Катя, которая только что воротилась из Москвы."
- Боже, какие сопли в сахаре... - прошептала жена.
- Аж тошнит, - согласился я.
"Появление ее всегда более и более приводило меня в восторг. Я не спускала с нее глаз, и когда она уйдет, бывало, я все еще смотрю как зачарованная в ту сторону, где она стояла. Она мне стала сниться во сне. А наяву, когда ее не было, я сочиняла целые разговоры с ней, была ее другом, шалила, проказила, плакала вместе с ней, когда нас журили за что-нибудь, — одним словом, мечтала об ней, как влюбленная. Мне ужасно хотелось выздороветь и поскорей пополнеть, как она мне советовала."
Жена только вздохнула.
- И это крутят по "Детскому радио"... - прошептал я. - Ну да, конечно, девочка влюбилась в девочку - нынче в Европах это модно...
"Осведомившись о моем здоровье, княжна садилась обыкновенно против меня на стул и начинала рассматривать меня своими черными глазами. И сначала, как знакомилась со мной, она поминутно так осматривала меня с головы до ног с самым наивным удивлением. Но наш разговор не клеился. Я робела перед Катей и перед ее крутыми выходками, тогда как умирала от желания говорить с ней."
- И главное - даже стиль выдержать не могут! - возмутилась жена.
- Ага, - злорадно сказал я. - "Дочь князя"... "проказила..." Но современность-то никуда из головы не денешь. "Крутые выходки!" Ха! Нет, ну что это за бездарность сочинила-то?
Я вытащил айфон и полез в интернет. Радио продолжало вещать.
"— Что ж ты молчишь? — начала Катя после некоторого молчания.
— Что делает папа? — спросила я, обрадовавшись, что есть фраза, с которой можно начинать разговор каждый раз.
— Ничего. Папе хорошо. Я сегодня выпила две чашки чаю, а не одну. А ты сколько?
— Одну.
Опять молчание.
— Сегодня Фальстаф меня хотел укусить.
— Это собака?
— Да, собака. Ты разве не видала?
— Нет, видела.
— А почему ж ты спросила?"
- Объем как нагоняют-то, - сказала моя мудрая жена. - Такой диалог ни о чем - страницами гонят... Ну, ты посмотрел?
- Да, - сказал я.
- Нашел, что читают?
- Ага, - ответил я.
- И кто этот графоман?
- Федор Михайлович Достоевский, - признался я. - "Неточка Незванова".
Некоторое время мы осмысливали.
- Ну ведь плохая же книга! - не выдержала жена.
- Да никакая, - согласился я. - Сопли в сахаре. Написано ужасно. Повторы слов в предложении, длинноты. Ну - одна из ранних вещей. Незаконченная.
Дальше мы ехали молча.
А книга и впрямь плохая. Я вчера специально прочитал. 
http://dr-piliulkin.livejournal.com/474447.html
|
| |
| |
| |
|
